Читала у философов Древней Греции, что жизнь бессюжетна. Оглядываюсь на прошлое и вижу, сюжет моей жизни - существует. А началось всё, в далёком, голодном 1947-м на Украине, за год до моего рождения.
Моя мать пошла пешком за тридцать пять километров из своего села в районный центр на рынок, в надежде обменять кое-что из одежды на еду.
Возле ворот рынка сидела женщина с огромной книгой на коленях и предсказывала людям их судьбу. Мама, особенно не верила в подобные вещи, но женщина окликнула её и она помимо своей воли, подошла.
-… У тебя через год родится дочь,- сказала женщина,- и будет у неё трое детей, всю жизнь она будет иметь дело с бумагами, а потом уедет в чужую нацию.
Миссия женщины была выполнена, а мама стояла, прикладывая сказанное к себе. Ничего не вязалось. Она уже тринадцать лет была замужем, детей не было, только сын от первого брака. После поездок в столицу к хорошим специалистам, надежда угасла. Тяжёлая работа на комбайне, лежание ночью на земле при ремонте, уставшей за день техники, не благоприятствовало деторождению.
И всё - же, я появилась через год. Сюжет начал реализовываться.
Мама никогда мне не говорила о далёкой встрече с женщиной на золотоношском рынке. Но в мои двадцать лет, после того, как один французский инженер решился просить моей руки, она занервничала и проговорилась:
-Так это значит он из «чужой нации» пришёл за тобой?
- Из какой такой « чужой нации?- пыталась я защищаться, - он из Франции.
Познакомились мы с Норбером, благодаря одной соотечественнице. Десять лет назад, она вышла замуж за француза и теперь они вместе приехали в Украину по командировке мужа. Её муж, Люсьен, был в группе французских специалистов. Нина, так звали эту женщину, в прошлом была учительницей в городе Стерлитамак, скучала дома и чтобы заполнить время, рисовала, переводила тексты. Я иногда заходила к ней в гости по-дружески. В один из визитов, позвонил коллега её мужа и пригласил нас на кофе, это был Норбер. Жили все французские специалисты в одном доме.
Высокий и яркий брюнет, живой и экспрессивный, он умел хорошо готовить, танцевать, был галантен с дамами. Настоящий парижанин, какими мы часто представляем французов. Родом он был из Лотарингии.. Отец его был из центра Франции, а мать, - высокая, хорошо сложенная блондинка, происходила из немецкой аристократической семьи. Она была баронессой. И хоть в современной Франции, на титулы уже давно никто не обращал внимания, Норбера называли ещё и бароном. Это ему шло. От недостатка внимания со стороны женщин, он не страдал. К тридцати четырем годам, успел объехать многие страны по работе. Альбом с фотографиями был богат пейзажами Индонезии, Сирии, Туниса, Саудовской Аравии и везде его окружали красивые женщины. Но жениться не спешил, пользовался свободой.
Особых планов я не строила, хотя заметила со стороны Норбера, пристальное внимание ко мне. Ходить в гости к Нине всегда было интересно. Через это прикосновение к чужой культуре, виделась сама Франция с её архитектурой, историей, литературой.
Однажды, были в гостях у Нины с Люсьеном. Мужчины готовили еду, жены - ухоженные и красивые - разговаривали между собой. Ко мне подсел Норбер.
- А тебе хотелось бы поехать во Францию? - спросил он вдруг. Я посмотрела на него внимательно и поняла, что это не простой интерес, а скорее, поиск ответа на вопрос, который он сам себе уже задавал. Шёл 1970-й. Что можно было ему ответить о нас, закрытых от всех границами?
- Это не просто в наше время и я особенно об этом не задумывалась, - ответила ему.
- Мои родители хорошие люди, у них большой дом, - пытался продолжить разговор Норбер. В это время, ко мне подошла Нина и увела к себе в комнату.
Не получив определённого ответа, Норбер загрустил и вскоре ушёл к себе. Он не появлялся на горизонте недели две и я, признаться, уже стала его «выглядывать». Почему-то в его присутствии, мне было спокойно и радостно на душе. И жизнь, казалось, сулила только хорошее впереди. Так расцветал дивный цветок притяжения, когда не видишь ничего плохого вокруг, слепнешь и живёшь в музыке ожидания новой встречи. Постепенно наши отношения перешли в другое измерение.
За этот год, Норбер слетал домой и сообщил родителям, что планирует на мне жениться.
По возращению последовал его визит к моим родителям.
Но надеждам нашим, не суждено было сбыться. Мой брат - офицер, заканчивал военную академию в Харькове. У него уже семья, сын, парализованный вследствие тяжелой болезни, а мой брак с иностранцем, по тем временам, грозил ему осложнениями в карьере.
Норбер получил отказ от моих родителей, а я ещё была слишком молода и наивна, чтобы бороться против системы и родителей, для которых любой иностранец - готовый шпион в доме.Обиженный отказом Норбер уехал.
Последняя картинка в памяти. Пять часов утра, это было время, когда маленький «пазик» вёз несколько французских специалистов, окончивших свой контракт, в аэропорт Борисполя. Я вышла на бульвар Шевченко и остановилась на углу. Вдали показался автобус, казалось, мимо меня он пролетел, но всё - же, на задней площадке, увидела одинокого Норбера в белой рубашке. Он заметил меня и помахал рукой. Две системы разделили нас. О переписке и контактах, речи даже не могло быть. Хотя Норбер оставил мне свой парижский адрес и, на всякий случай, адрес своих родителей в Тьйонвиле. У него ещё была надежда, что когда-нибудь, приеду в Германию по туристической путёвке, а он меня оттуда выкрадет. Я даже тогда не знала, что стала невыездной на долгие годы, и занесена в списки КГБ за знакомство с ним.
Мне иногда снятся вещие сны. В этот раз, вижу себя в битком набитом автобусе, на голове красивая меховая шапка. Норбер ломится в переднюю дверь, а меня к нему не пускают ... Выбираюсь из автобуса, - шапки нет, исчез и Норбер.
После отъезда Норбера, я ещё иногда заходила к Нине... Срок контакта её мужа подошёл к концу и однажды, Нина подвела меня к окну на их кухне и сказала:
- Мы уезжаем, я вам не советую ходить в этот дом. За специалистами следят. Видите, вон ту серую «Волгу»- это КГБ. Они следят за всеми, кто встречается с иностранцами. Я не говорила вам этого раньше, думала, что вы знаете, а теперь вижу что нет, слишком вы молодая девушка, чтобы знать это.
Эта новость подействовала, как ушат холодной воды на голову. Период иллюзий в моей жизни заканчивался. Ещё впереди была трансформация в женщину волевую, сильную, непослушную. Но сейчас, с этим надо научиться жить на своей Родине. Я совершенно нечаянно вышла из стада, правильно ходящих и думающих.
Естественно, со временем, я вышла замуж. О прошлом не хотелось думать, но о нём мне напоминали периодически. Свекровь ревновала меня к сыну. Я не имела права быть недовольной или пожаловаться на мужа. На мне стояла «печать греха»: встречалась с французом. И за этот грех, должна всю оставшуюся жизнь, в благодарность, что он на мне женился, стоять перед ним со слепленными ладошками, по-японски, в почитании его великого поступка.
Администрация государственная, тоже бдила. За это время я поступила в институт, получила экономическое образование, хорошее место в обществе. Но на этом пути, до меня доходили сигналы, что я под надзором. Надумала поступить в номенклатурный вуз, оказывается, это стало известно, и запрос пошёл в село, где родилась. Уточняли, кто мой дед, отец, что делали во время войны? С этим нормально, - деда расстреляли в гестапо в Золотоноше, его имя выгравировано на памятнике жертвам войны, в нескольких метрах от того рынка, где маме предсказали моё появление. Отец был на оккупированной территории и то, по причине очень слабого зрения. На войну его не мобилизовали. Брат, как уже сказала, - на рубеже окончания военной академии. Его проверки анкеты, уже давно прошли. А меня, как номенклатурную единицу (в Европе это называется «государственный служащий»), на всякий случай, не выпускали за границу. Чтобы не сбежала, - такая ценная.
С мужем мы - одногодки. Он необычайно красив и спокойствия ему от женщин не было. Очень любил свою мать. Ничего нового. Борьба двух женщина за одного мужчину, которая отравила всю мою семейную жизнь. Плюс Эдипов комплекс супруга, из этой воронки я не выберусь при всех затратах энергии. Короче, жили нескладно. Шли годы, вроде всё для жизни обустроили, а поговорить не было с кем. У нас были разные два круга общения. Чувства присыпало пеплом от перегоревшего костра молодости. Я всё больше уходила с головой в работу.
Грянул Чернобыль. Мне на работу позвонила подруга-журналистка. В голосе её была тревога нешуточная. Встретились в обеденный перерыв:
- не знаю, что произошло, но трагедия где-то, это точно. Партийное руководство бегает, как на пожаре и журналистам ничего не говорят.
Было двадцать шестое апреля 1986-го.
Позвонила своему руководству в Киев, в комитет защиты мира, тем более, что должна была ехать туда в командировку. Начальник, всегда светский и воспитанный, резко бросил:
- Никуда не ехать! На улицу не выходить!
- А работа?- спросила я в полном недоумении. Странный совет в ответ:
- Надень платок, прикрой волосы, если будешь выходить на улицу! - и в трубке пошли гудки.
Как оказалось потом, он вплотную занимался уже эвакуацией детей из опасной зоны. Чернобыльская АЭС - в девяносто километров от столицы. Из Киева уходили эшелоны во все концы нашей страны. Сегодня, моего начальника и друга, уже нет в живых. Умер от лейкемии. Первой волной смыло людей, у которых была давняя хроника, далее пошли аномалии с новорожденными детьми. Генетический код нашей нации, получил удар в самую сердцевину.
Летом я увезла старшую дочь поступать в медицинский институт в Ленинград. И когда она не прошла по конкурсу в первый раз, сказала ей:
- Останешься здесь. Найдём работу в госпитале, будешь поступать на следующий год.
- А мои подружки и наш город? - пыталась протестовать дочь.
- Дороги домой нет! - оборвала я её.
Возвращалась в Украину одна через Москву. Знакомый дипломат, пошутил не к месту:
- Знаешь, какой теперь герб Украины?
- Нет, - ответила ему, думая как раз о том, что выпало на её долю.
- Двуглавый хохол! – сказал он, глядя весело, анекдот всё-таки. И я поняла, что страна моя осталась одна перед трагедией века.
Я уже знала, что жизнь состоит из движения вперёд и постоянной борьбы. Из наивной девочки, незаметно для себя, превратилась в женщину сильную, независимую, способную что-то менять в своей судьбе. Время пришло. Наработанное количество, стало переходить в качество.
Москва - за тысячу километров. Украина ждала помощи с Чернобылем. А планы атомных бюрократов были намечены давно. Было решено XXV съездом КПСС начать строительство атомной станции в Чигирине. Работы уже шли. В нулевой цикл вложены огромные народные деньги. Людям прибрежных сёл и в самом городе, рассказывали, как атомщики построят детские садики, и дома, и больницы. Одним словом, всё будет, как в раю. За исключением того, что Чигирин - сердце истории Украины, станет закрытым городом. Днепр будет охлаждать своими водами шесть планируемых реакторов. Там, на верху, всё мало было энергоносителей, почему бы не натыкать в Украине атомных станций, как грибов. Пора было действовать.
Первым «десантом» в Чигирин повезла всех сознательных писателей области на встречу с руководством атомной. Перо лучшего прозаика Украины, лауреата Шевченковской премии-Василия Захарченко, приоткрыло завесу закрытой темы. Его услышали писатели и эмигранты Канады, тоже подав свой голос из-за океана. С талантливой журналисткой Екатериной Таран мы подготовили ряд радиопередач на местном и республиканском радио, назвав их «Чигиринские колокола». В начавшейся перестройке, такая борьба - открыто критиковать решения партии, была ещё редкостью. Я была коммунисткой и знала, с кем имею дело. Много умных, влиятельных патриотов среди них мне помогали. Например, зам. начальника облисполкома - Дубовой А.М. Он пошёл на «грех» выпросил в обкоме партии копию Постановления о строительстве атомной в Чигирине. Эту копию я передам писателю Олесю Гончару.
Он выступит в Москве и поднимет эту тему. На месте, мы соберём сорок пять тысяч подписей от жителей Чигиринского района. Этот чемодан подписей отвезу в Москву в приемную Президиума Верховного Совета. Заехав в Ленинград на студию хроникально-документальных фильмов, попрошу их снять сюжет о проблеме Чигиринской атомной. Приехали и сняли. Академия Наук Украины выдаст мне материалы топографических работ произведённых перед строительством нулевого цикла. Там чёрным по белому написано – противопоказано, болотистые земли. Со времен Б.Хмельницкого, до Субботова, его резиденции, настилы выложены досками. Я уже не говорю о ценности самого Чигирина, Холодного Яра, Мотрёниного монастыря — этого культурного заповедника.
Оставалось ждать.
И ответ пришёл, казалось неожиданный, но оправданный годом борьбы. Прямо из ЦК КП Украины мне позвонил домой О.Гончар и поздравил с победой. Впервые, за нашу партийно-съездовскую историю, решение о строительстве АЭС было аннулировано в Москве.
Наступило спокойствие, и я поехала с подругой-писательницей заканчивать книгу стихов в Коктебель. Осень там была, среди невиданных лунных пейзажей гор. Море, выбрасывающее на берег полудрагоценные камни: аметист, топаз, сердолик. Сырые, прохладные вечера, чайный домик, куда мы ходили побеседовать.
Каждое утро я уходила в горы, медитировала. Новая энергия наполняла меня. И здесь…снова в моём сне появится Норбер. На этот раз, за стеклом огромного здания редкой архитектуры. Норбер меня заметил и стал стучать руками в это стекло. Я боялась что оно рухнет и проговорила странную фразу:
-Норбер, не стучи, я сама приеду! – и проснулась оттого, что произнесла её уже наяву. Меня, как ветром сдуло с постели. Не могла дождаться завтрака, чтобы побежать и рассказать об этом видении своей подруге. Рассказ мой ёё не удивил.
- Телепатия! - был её вывод.
- Помоги ему найти тебя!
И добавила:
- На свете всё имеет свой смысл.
Коктебельская осень закончилась. Книга была в издательстве.
В начале 1989-го чудом нашла свою старую записную книжку, куда Норбер вписал перед отъездом свой адрес. Написала письмо и, где-то через месяц, достала из почтового ящика его ответ. Письмо излучало сплошную радость. Верилось с трудом, что мы нашлись. Он торопился встретить меня, пригласил в гости. Это было сложно, но меня всё-таки отпустили с работы в разгар сезона с туристами, круизов по Днепру. Очутившись в самолёте, поднявшемся из аэропорта Борисполь курсом на Париж, я думала о том, что вот за три часа полёта одолею расстояние в двадцать лет, в прошлое. Хотя говорят – никогда не возвращайтесь! Эйфория появившейся возможности была сильнее чужого опыта и советов общих.
Аэропорт Шарля де Голля поразил архитектурой модерна. Много стекла, эскалаторы и тут я вспомнила, откуда брал начало этот сон в Коктебеле. Место было точно таким. За огромным стеклом стоял Норбер и с нетерпением вглядывался в лица пассажиров, пытаясь увидеть меня ту, которую он знал в прошлом. Да, мы оба изменились за это время. Норберу исполнилось пятьдесят четыре, мне - сорок. Но мы были готовы оживить прошлое, притянуть его в настоящее. Нам думалось, что победили Время.
Норбер жил в Париже, рядом с площадью Революции, на улице Королевских фонтанов. Работал инженером, будучи холостяком, до этого времени, легко подписывал контракты с фирмами на стройки во всём мире. В настоящее время, он работал в г.Шербур, куда мы и уехали в начале недели. Пока он был на работе, я проводила день на берегу Ла-Манша, вдали виднелся туманный Альбион, как называют Англию. Официант, по просьбе Норбера, носил мне охладительные напитки прямо на берег. Через две недели, Норбер повёз меня через всю Францию, знакомить со своими родителями, живущими в г.Тьйонвилль, который граничил с Германией и Люксембургом. Там он и сделал мне предложение. События развивались стремительно, Норбер торопился угнаться за прошлым.
Мне ещё предстояло вернуться домой, удивить моё руководство своим увольнением, оформить все документы для брака, чтобы вывезти с собой младшую дочь. Старшие дети, не могли следовать за мной по причине своего совершеннолетия. Сын ушёл в армию, старшая дочь училась в Ленинграде в медицинском институте. С мужем мы были в разводе уже два года. Стоило больших усилий прописать его назад в квартиру. Что такое прописка, понимают только наши люди, любой европеец от этого слова свернёт мозги.
Свадьба наша состоялась в Париже. Доминанта в чувствах, исходила от Норбера, а я следовала за ним в эйфории радости, что запреты рухнули. Но, как и бывает в жизни, за всё придётся потом заплатить свою цену. Увидеть вблизи, какая она - «чужая нация»?
Уехала домой, чтобы по новой начать готовить въездные документы для меня и меньшей дочери, уже на постоянное место жительства.
Норбер, каждую неделю звонивший в Украину, не сказал мне, что после моего отъезда, его выгнали с работы. Просил у своего руководства дать ему несколько дней, чтобы приготовить мой отъезд,… не разрешили. Тогда он самовольно отлучился на три дня, за что последовало строгое административное наказание. В результате, остался без работы и пособия.
В Украине, бегая по инстанциям, не знала, какие трудности нас ждут впереди в самом начале нашей семейной жизни. Наоборот, думала, что в далёкой Франции, за спиной мужа, мне ничего не грозит.
За время моего трехмесячного отсутствия, Норбер продал квартиру в Париже, чтобы купить дом в небольшом уютном городке Шательро в центре Франции. Сидел дома, был не у дел, и я с меньшей дочерью сидела рядом с ним. Казалось, что жизнь остановилась. Разлука с детьми разрывала сердце. Через год записалась в Университет г. Пуатье, чтобы усовершенствовать французский язык.
Для родственников Норбера, праздник длился один день, на нашей свадьбе в Париже. А потом пошли рассуждения на местный манер. Вот мол, приехала иностранка на всё готовое, рано или поздно ей всё добро достанется. Это не прошло бесследно для Норбера. Безденежье, безработица, депрессия, неумение жить с семьей, всё это - его сломило.
Потеряв дом, страну, работу, старших детей, я очутилась на чужбине с меньшей дочерью, рядом со сломанным, слабым мужчиной, который даже и представить не мог, чего мне стоила эта жертва соединения с ним. Французы так влюблены в себя, в свою страну, что им кажется, что наши люди только и ждут того момента, чтобы въехать в этот «рай».
По окончании учёбы в Университете по ускоренному курсу, с большим трудом я нашла работу переводчика на интернациональной фирме за шестьсот километров от Шательро. Взяла с собой меньшую дочь и уехала с ней работать. Без помощи, очень было трудно организовать свой быт. Зарплаты хватало лишь оплатить частную квартиру и питание. Тем более, что контракт был всего на шесть месяцев и быстро подошёл к концу. Вернувшись, домой в Шательро, увидела Норбера полностью опустившегося, без всякой силы бороться. Наши отношения начали резко деградировать. Мужу ни к чему были мои слёзы, ностальгия, тоска по детям, я ему стала в тягость. Выход для меня был один. Я первая заговорила о разводе.
- Когда корабль тонет – надо сбрасывать балласт, - горько уговаривала я Норбера. Он получает свою любимую свободу, а я с дочерью ухожу в свою неизвестную жизнь. Для меня это было полное фиаско, трагедия, прыжок без парашюта в чужое небо с дочерью на руках. О возвращении домой, и речи не могло быть. Я помнила слова отца, который не приветствовал мой отъезд-
- Никогда не возвращайся! Тем более, побеждённой! Борись до конца! – вроде бы он видел наперёд, что меня ожидало во Франции. К сожалению, мы уезжаем навсегда. Прежней страны уже не существовало.
Государственная квартира, которую я получила с дочкой, звенела пустотой. У Норбера ничего не взяла. Подруги снесли что могли: посуду, простыни, матрац. Прятала слёзы от дочери, чтобы она имела силы дальше учиться в колледже. По его окончанию, мы переехали в г. Пуатье и тут только мне удалось найти постоянную работу в мэрии этого города. Помог мой административный опыт.
С Норбером всегда поддерживала добрые отношения. Что поделаешь, если он не сумел бороться ни за нас, ни за себя? Он сильно постарел. Родители - умерли. Их смерть положила начало раздора между братьями за имущество, и он жаловался на них. Так получилось, что я – иностранка, оказалась единственным человеком, который его понимает, выслушивает.
Однажды утром, весной 1999-го, раздался звонок от Норбера. Он чувствовал себя очень плохо. Я, видевшая три раза инфаркт моей матери, поняла, что нужно реагировать очень быстро. Вызвала скорую и попросила врачей определить его в госпиталь Пуатье. Таким образом, можно его часто навещать. Лечение было эффективным и через месяц, Норбер уже в относительной форме выписался.
Летом, приехала дочь из Москвы с внуком маленьким. Сын, в этом году закончил свою учёбу в Университете здесь. Это дало ему возможность устроиться на работу. Он заберёт потом свою жену с дочкой из Украины. И в то лето Норбер снова попросит меня вернуться, стать его женой. Я не откажу.
«Мы отвечаем за тех, кого приручили» (А. де Сент-Экзюпери).
Это была победа эмигрантки, выжившей вопреки всему и, на которую хотел опереться француз в своей старости, больше было не на кого.
Вот так продолжилась наша история с Норбером. А сюжет жизни идёт дальше, пока продолжается сама жизнь…
Ткст редактирован 25.11.2011, вставлен рисунок.
ОтветитьУдалить